Ушедшее — живущее - Борис Степанович Рябинин
От этого удара Владимир Алексеевич уже не оправился. Вообще с житейскими, бытовыми испытаниями он совершенно не умел бороться и терялся при первом же столкновении с ними. Он вдруг сразу как-то увял, начал шамкать, перестал следить за собой. Помню, сидя у него в московской (полупустой) квартире, я вдруг обнаружил: чайник стоит на книге. Прежде никогда этого не бывало!
Однако он не переставал строить новые планы.
Он был удручен, подавлен грузом забот, но не сломлен.
Какое-то время Владимир Алексеевич подвизался в ежемесячнике «На суше и на море» и в некоторых других журналах географического направления, главным образом ведомственных (там еще признавали его работу нужной!). Встретившись в редакции «СиМ» (сокращение Попова), мы шли в подвальчик в Охотном ряду. Там, где сейчас белостенный, блистающий зеркалом витрин универмаг «Детский мир», на углу, помещался третьеразрядный ресторанчик «Иртыш», что-то вроде прежних «обжорок», в нем обычно обедал Владимир Алексеевич (редакция находилась тут же неподалеку, в Малом Черкасском), и там, под стук ножей и звон посуды, он посвящал меня в свои ближайшие намерения и свое житье-бытье.
Он собирался написать цикл занимательных биографий замечательных русских путешественников. Со временем они должны были составить книгу. Пока же, по мере готовности, он публиковал их в «На суше и на море», журнале советских туристов. У него была договоренность — давать по биографии в номер. Для этой цели, изучая литературные источники и архивные материалы, Владимир Алексеевич много просиживал в библиотеке имени В. И. Ленина.
Но кормило это плохо. Владимир Алексеевич старался не поддаваться унынию, все же оно прорывалось. Стесненное материальное положение часто проявлялось в том, что он вынужден был прибегать к дружеским займам, позднее забывая о них. Обижался на молодого редактора «СиМ»: не уважает старость и опыт.
Постепенно наши встречи стали повторяться все реже и реже — Москва тогда была дальше от Урала, чем теперь, в эпоху быстрокрылых комфортабельных лайнеров. Изредка я встречал знакомую фамилию — «Вл. А. Попов-Штарк» — в печати. Общение поддерживалось теперь лишь через почту. Потом, я слышал, он поехал куда-то в Среднюю Азию, кажется, в Ташкент, с прежней целью — не удастся ли под тем или иным названием возродить любезный его сердцу «Следопыт», попытать счастья там, где, кажется, сам ветер поет рубайи Омара Хайяма и доносится стук конских копыт — века и тысячелетия проносятся на горячих скакунах… Трудная полоса еще не прошла, однако неутомимый организатор, литератор-приключенец оставался верен себе. Он не мог ждать!
Милый, дорогой мой, старый следопыт! Постепенно тропа его уходила все дальше, теряясь в романтической туманной дымке. Он уподоблялся в моих глазах фейхтвангеровскому сенатору Варрону, который, сняв свои патрицианские регалии, в рубище простолюдина, с посохом, уходит все дальше на Восток, в таинственную и манящую Парфию — далекую Азию, чтоб так же, как тот гордый римлянин, познавший прелесть и бессмертие мирского, затеряться среди живших там миллионов живых существ…
Но — не затерялся. Передавали, что он сумел осуществить один или два выпуска «Среднеазиатского следопыта», уже альманаха, а не журнала. А потом… потом снова был вынужден вернуться на пепелище в Москву.
Не один я принимал близко к сердцу судьбу Владимира Алексеевича Попова, — у многих он оставил память сердца — самую верную память. Много времени спустя, а точнее, в 1974 году, когда Владимира Алексеевича давно уже не было в живых, из Ленинграда мне прислал письмо С. В. Попов, почетный полярник, инженер-гидрограф, один из авторов книги «Топонимика морей Советской Арктики», книги, в которой, как отмечал С. В. Попов, «мы многократно вспоминаем исследования В. А. Попова, моего однофамильца».
«Дело в том, — писал С. В. Попов, — что Попов-Штарк вел в журнале «Советская Арктика» солидную рубрику «Говорящая карта Арктики» (до 1940 г.). Его многочисленные публикации о происхождении географических названий в Арктике и книга «Тайны Арктики» для нас, занимающихся историей исследования и топонимикой этого района, были как бы букварем. Всегда поражало знание автором материала, его эрудиция. Представлялся эдакий глубоко ушедший в эту тему ученый. Даже трудно было предположить, что у него может оставаться время на что-то еще. Оказывается, арктические публикации Попова-Штарка, наоборот, были для него чем-то попутным, ие основным… Да, несомненно — большой работоспособности и эрудиции человек!
Вам ничего не известно — не остались после Владимира Алексеевича картотеки географических названий или неопубликованные труды по происхождению географических названий и истории Арктики? Не могут ли в этом вопросе что-нибудь уточнить упоминаемые Вами В. С. Зотов и С. Д. Лялицкая?»
(Спрашивавший прочел мой очерк о В. А. Попове в «Уральском следопыте», и это побудило его обратиться ко мне.)
Позднее в Ленинграде состоялся продолжительный разговор по телефону с С. В. Поповым (он болел и не мог встретиться). Он сообщил много любопытного, относящегося к этому — последнему — периоду жизни Владимира Алексеевича.
С его слов я узнал, что Вл. А. Попов был связан с В. Ю. Визе; тот не жаловал литераторов, обычно отзывался о них крайне уничижительно, но тут личности автора не касался, — как говорится, тот был вне критики. Мастер! Тему великих путешествий знал, как, пожалуй, никто. Рубрика «Говорящая карта Арктики», которую завел журнал «Советская Арктика», по общему признанию, была очень нужная и пользовалась большой популярностью; 80 % публиковавшегося в ней принадлежало перу Попова-Штарка. Рубрику он вел лет пять, почти с начала и до войны. О чем писалось в ней? Например, «остров Врангеля» — сто лет то называли так, то не называли; рассказали, откуда название, и — тут же биография Врангеля — мореплавателя-исследователя. В том же духе были другие публикации.
Эти публикации трогали Визе, закоренелого полярника и всеми признанного авторитета в ученом мире, даже вызвали его выступления об этом. «Затронули нас, — говорил С. В. Попов, — что подтолкнуло взяться за книгу о топонимике Севера». В 1940 году вышла книга В. А. Попова «Тайны Арктики», настоящий подарок и открытие для многих любителей Заполярья. Но сама личность В. А. Попова, живой Попов оставался для многих непознанным (еще одна из загадок Арктики?).
Кое-что о Попове знал Н. Я. Болотников, старейший сотрудник «Литературной газеты», последние годы жизни много занимавшийся Севером. Тема Попов и Арктика была его любимое детище. В. А. Попов в Арктике не бывал, но сделал много и занимался Арктикой с воодушевлением (как и всем, на что падал его взор и чему он отдавал свои недюжинные способности и силы). Думали, след остался в Арктическом институте, но там ничего не обнаружили…
Книга профессора М. И. Белова «По следам арктических экспедиций» (по следам разных находок, материальных остатков исчезнувших экспедиций. Вышла в 1978 году) по сути навеяна трудами В. А. Попова. Так говорил С. В. Попов.
Об этом периоде немногословно говорит Владимир Алексеевич (он всегда говорил о себе немногословно. См. Справку):
«…С той поры (то есть как вернулся в Москву. — Б. Р.) я живу
